Статья представляет собой пошаговый микроанализ строф второй половины первой главы «Евгения Онегина». Оригинальность исследования заключается, во-первых, в самом выборе ракурса предмета изучения, поскольку непосредственно с Татьяной Лариной читатель знакомится в середине второй – а не в первой - главе пушкинского произведения.   Текст приобретает характер парадоксального поиска «присутствия» (тайного, в закрытом ларце) героини, которой нет в актуально создаваемых строфах, и даже в исходном замысле произведения вообще.

Во-вторых, другой отличительной особенностью данного опыта является включение в собственно литературную область «Евгения Онегина» внелитературных фактов биографии Пушкина на равных правах. Прямо и непосредственно активное влияние ключевых событий истории его «утаённой любви» к Ольге Потоцкой (прототипе Ольги Лариной) воплощено в первой главе в образе Автора. Подробный анализ-комментарий раскрывает, как нарастающая зависимость от Приятеля, заражённого жестокой хандрой, приводит Автора на край гибели и поэтической, и человеческой. Спасающим от рокового падения в Бездну небытия оказывается самопереакцентирование Рассказчиком тождества в единстве общения между собой и Евгением Онегиным на разность, постепенно разрастающуюся до их полной несовместимости. Первые проблески выхода Души из мрачной бури мятежно-мстительного недоброжелательства к Бытию и себя в нём начинают проглядываться в повороте авторского взора от чар Демона безнадёжного уныния и отчаянной решимости отмщения Неверной к живому, хоть малому, но постоянному труду мiросозидания в мире стихий, а также к милым видениям далёкого детства, возвращающих болезного к незамутнённым, чистым родникам Поэзии. Кристаллизация неясных бликов не-бес-ного в дальнейшей работе над открытой новому далью свободного романа, включающей в себя и перипетии внелитературной действительности, ознаменует необходимость (в её рождении, становлении и осуществлении) образа Татьяны Лариной.