В статье автор обращается к проблеме так называемого «бургундского мифа». Долгое время в историографии считалось, что выработанные при бургундском дворе структуры и традиции были унаследованы Габсбургами, благодаря которым распространились по всей Европе. С 1990-х гг. эта точка зрения активно критикуется исследователями, однако новая концепция так и не сложилась. Основным камнем преткновения становится проблема самой бургундской модели и ее уникальности, которая также ставится под вопрос в последних работах. Прежде чем говорить о трансляции бургундской модели, необходимо осознать, насколько она отличалась от прочих. Для этого бургундские придворные ордонансы — источник, который закладывает основу двора — были сопоставлены с французскими королевскими придворными ордонансами. Выбор французского двора обусловлен сложившимся в историографии мнением о том, что дворы французских принцев были скопированы с королевского. Первый полноценный придворный ордонанс для двора герцога Бургундского датируется 1426 и 1427 гг. В качестве материала для сопоставления был выбран французский ордонанс 1389 г. Временной разрыв обусловлен спецификой политической ситуации, в которой оказалась королевская власть во Франции в конце правления Карла VI. Проведенный анализ показал, что, вне всякого сомнения, бургундский двор имел ту же базу, что и французский, состоящую примерно из 30 % должностей от общего придворного штата. Причем в это число входят основные должности, а различие обеспечивается за счет слуг, помощников и должностей, которые могли существовать только при короле. Можно сделать вывод, что бургундский двор строился по примеру королевского двора. Это ядро устойчиво сохранялось на протяжении правления Филиппа Доброго, что лишний раз говорит в пользу того, что состав двора и механизм его функционирования был унаследован герцогами Бургундскими в виде готовой модели и не нуждался в отработке. Вместе с тем, нельзя не отметить, что те же должности, которые составляют основу бургундского и французского дворов, зафиксированы при других европейских дворах, причем на несколько десятков лет раньше. К этому добавляется множество различий, которые сводят на нет впечатление единства двух институтов. Возможно, следует говорить об общеевропейской модели двора, которая зарождается задолго до формирования конгломерата владений герцогов Бургундских, выступивших на арену в числе последних. Во всяком случае, ни одной черты, которая принципиально отличала бы бургундский двор от французского, нам так и не удалось обнаружить. Более того, служба по очереди, которая традиционно приводится в качестве главного аргумента, оказалась даже более распространенной во Франции, чем в Бургундии. Предельная регламентированность бургундского уклада также не подтвердилась. Контроль за должностными лицами и их содержанием был столь же детально расписан во французских ордонансах.